– Я предупреждала, что эта затея может обернуться против нас, – отозвалась его жена.
Придворный наряд она уже сняла (благо они вернулись домой полчаса назад) и теперь сидела перед зеркалом, рассматривая свое отражение. Она показала себе язык, тщательно изучила его, продолжила осмотр дальше. На ней был пеньюар из переливающегося грифонского водного шелка, одного из самых ценных экспортных товаров Грифона. Пеньюар обошелся примерно в цену простенького аэрокара – и вполне стоил своих денег, подумала она с ленивой улыбкой вышедшей на охоту гексапумы, удовлетворенно разглядывая, как он подчеркивает изгибы тела. Потом она согнала с лица улыбку и обернулась к мужу.
– Так или иначе, благодаря этому ходу мы выиграли четыре месяца, – напомнила она. – И успели пропихнуть законопроекты о сокращении флота и пересмотре внутренних расходов.
– Да знаю я, – буркнул граф.
Он задержался в кабинете, чтобы пригасить досаду глотком бренди – она почувствовала это по запаху даже отсюда, от своего зеркала, но привычно скрыла отвращение. Стефан, кривясь от раздражения, расстегнул старомодные запонки и швырнул их в шкатулку для драгоценностей. Он был в бешенстве. Королева посадила Эмили Александер и герцогиню Харрингтон за свой стол и в течение всего ужина говорила только с ними.
– Я надеялся на более длительный эффект, – выговорил он, помолчав. – А может быть, и на постоянный. Думаю, нам все равно надо продолжать действовать в том же направлении.
– А мне кажется, что не стоит. Особенно после того, как Эмили Александер так лихо обезвредила наше главное оружие.
– Кого заботит Эмили! – вспылил граф Северной Пустоши. – Ясно же, что она его покрывает. Что ей еще остается! Да и Елизавете тоже. Только полный идиот мог поверить, что это не спектакль, разыгранный специально в расчете именно на такое впечатление! Все, что нам нужно, – показать пальцем на циничный политический расчет. Стоит объяснить, что обе они потворствуют адюльтеру ради политической выгоды, и мы обернем общественное мнение против них!
– Против Эмили Александер? – Джорджия Юнг презрительно рассмеялась. – Против женщины, которую две трети избирателей Звездного Королевства считают святой?! Коснись её пальцем – и это будет худшая политическая ошибка в нашей истории с момента, когда хевы поторопились начать войну, напав на Ханкок.
Северная Пустошь буркнул что-то неразборчивое. При упоминании о сражении, покрывшем несмываемым позором старшего брата, выражение лица Стефана стало еще уродливее. Он раздраженно фыркнул, затем произнес, почти оправдываясь:
– Чертовски бесит, что приходится отзывать собак – а мы так хорошо их гнали!
– Это потому, что ты опять дал волю эмоциям, – сказала Джорджия, поднимаясь, и медленным, чувственным движением, странно не соответствующим холодному, бесстрастному голосу, провела руками по водному шелку пеньюара. Я знаю, как сильно ты ненавидишь Харрингтон – ненавидишь их обоих, – но, позволяя ненависти диктовать тебе стратегию, ты обрекаешь себя на неудачу.
– Да знаю я, – угрюмо повторил Юнг. – Но в конце концов, не я же первый вылез с этой идеей.
– Да, её подсказала тебе я, – согласилась она все тем же бесстрастным тоном. – Но ты с радостью вцепился в неё и очертя голову бросился воплощать в жизнь. Разве не так?
– Потому, что мне показалось, что это сработает.
– Потому, что тебе показалось, что это сработает… и потому, что тебе очень хотелось причинить им боль, – поправила она и покачала головой. – Давай будем честны, Стефан. Для тебя возможность заставить их страдать была куда важнее любой политической стратегии.
– Но стратегия мне тоже важна!
– Но для тебя она – нечто второстепенное, – безжалостно указала супруга. – Я вовсе не говорю, что ты не имеешь права наказать их за всё, что они сделали с Павлом. Но не повторяй той ошибки, которую допустил он! Людям, знаешь ли, свойственно отвечать ударом на удар. То, что ты хочешь отомстить Харрингтон и Белой Гавани, тому лучшее доказательство. Белая Гавань – человек цивилизованный и воспитанный, он, несомненно, будет играть по правилам, но вот Харрингтон, к сожалению, как ты очень хорошо знаешь, сдержанностью не отличается. Когда она наносит ответный удар, на этом месте обычно остается гора трупов. И мне вовсе не хочется, чтобы одним из этих трупов стал мой.
– Я не собираюсь делать глупости, – буркнул граф.
– А я и не собираюсь позволить тебе их делать. – Глаза графини были такими же холодными, как и её голос. – Потому и предложила тебе не лезть в эту кампанию самому, а свалить всю грязную работу на Высокого Хребта, и уж если Харрингтон решит посчитаться с обидчиками, ей придется сначала разобраться с Хейесом, потом с нашим дорогим премьер-министром… – Графиня фыркнула. – В конце концов, не сможет же она перебить всё правительство. Ей придется остановиться гораздо раньше, чем черед дойдет до министерства торговли.
– Я её не боюсь! – буркнул граф Северной Пустоши. Взгляд его жены стал стальным.
– Значит, ты ещё больший глупец, чем был твой брат, – отрезала она бесстрастно.
Его лицо напряглось, но она встретила раскаленный злобой взгляд мужа с ледяным спокойствием. Температура в комнате сразу упала.
– Стефан, мы всё это уже обсуждали. Да, Павел был идиотом. Я предупреждала его, что охотиться на Харрингтон, особенно так, как это сделал он, – все равно, что, вооружившись столовым ножом, преследовать в джунглях раненую гексапуму, но он уперся, и я, как человек подчиненный, была вынуждена выполнить его указания. Теперь он мертв… а она – нет. Более того, с тех пор она приобрела огромное влияние и хорошо научилась этим влиянием пользоваться. Павел недооценил её и жестоко поплатился. Если ты не боишься её сейчас, после того, как она обрела такую власть и заручилась поддержкой таких союзников, после того, как она у тебя на глазах расправилась с твоим братом, – ты ещё больший глупец, чем он.