Война Хонор - Страница 60


К оглавлению

60

Он пожал плечами; она смотрела на него, не отрываясь, и глаза её медленно расширялись.

Глава 9

– Нет.

Королева Елизавета III посмотрела Хонор прямо в глаза и энергично замотала головой.

– Прошу тебя, Елизавета, – начала Хонор. – Сейчас от моего присутствия больше вреда, чем пользы. Если я уеду домой, чтобы…

– Ты и так дома, – резко перебила её Елизавета.

Её темнокожее лицо приняло безжалостное выражение. Древесный кот у неё на плече плотно прижал уши. Гнев королевы был направлен не на Хонор, но слабее от этого не становился. Хуже того, Хонор чувствовала его почти так же отчетливо, как Ариэль, и на секунду пожалела, что у неё нет ушей, которые можно прижать к голове. Эта причудливая мысль стремительно пронеслась у нее в голове и исчезла. Сделав долгий глубокий вдох, она снова заговорила, стараясь держаться как можно спокойнее.

– Я не это имела в виду, – сказала она и снова захлопнула рот, ибо Елизавета жестом остановила её.

– Знаю, что не это. – Королева поморщилась и покачала головой. – Я тоже не хотела выразиться так резко – продолжила она с оттенком раскаяния в голосе. – Но я не стану извиняться за мысль, которая за этим стояла. Твой дом на Мантикоре, Хонор, ты пэр королевства, и ты заслуживаешь, мягко говоря, чертовски лучшего отношения нежели вот это!

Она жестом указала на занимавший всю стену голографический экран, и Хонор, против своей воли, скользнула взглядом туда, где Патрик Дюкейн и Минерва Принс, ведущие еженедельного политического ток-шоу «В огонь», с азартом вели дискуссию с группой журналистов, сидящих перед огромными голографическими изображениями лиц Хонор… и графа Белой Гавани.

Звук был выключен – любезность, за которую Хонор была глубоко благодарна королеве, но, честно говоря, это было не так уж важно. Она попыталась вспомнить, кто это был, там, на Старой Земле, кто сказал о чем-то «дежа вю повсюду снова». Вспомнить не получилось, но это тоже было не важно. Имя несущественно, когда ты чувствуешь себя точь-в-точь как человек, сконструировавший этот тавтологический шедевр. Наблюдая за Дюкейном и Принс, она вновь переживала мучительные воспоминания о том, как варварски и озлобленно сцепились между собой различные партии после Первой битвы при Ханкоке. Тогда она тоже угодила под перекрестный огонь во время одной из самых унизительных «разборок». Казалось бы, пора уже к ним привыкнуть. Но у нее все никак не получалось. Да это и невозможно, с горечью подумала она.

– Чего я заслуживаю, а чего не заслуживаю, очень мало влияет на то, что происходит на самом деле, Елизавета, – сказала она. Голос у нее оставался спокойным и ровным, хотя она чувствовала напряжение в длинном гибком теле Нимица, застывшего у нее на плече. – А также никак не влияет на причиняемый мне тем временем ущерб.

– Видимо, так, – согласилась Елизавета. – Но если ты сейчас сбежишь на Грейсон – они победили. Хуже того, все будут знать, что они победили. И, кроме того, – голос её стал тихим, и вдруг показалось, что её идеально прямая спина чуть ссутулилась, – особой разницы всё равно скорее всего не будет.

Хонор снова открыла рот, потом закрыла. И не потому, что решила прекратить бессмысленный спор. Она боялась, что Елизавета права.


* * *

Все в парламенте – как в палате лордов, так и в палате общин ясно сознавали, что именно сделали с Хонор, но это не имело никакого значения. За статьей Хейеса быстро последовало развернутое журналистское расследование по горячим следам, и этот «заслуживающий уважения» комментарий стал первым выверенным, хитроумно продуманным залпом тщательно спланированной кампании. То был первый дротик пикадора, посланный искусной рукой, и поскольку правительство Высокого Хребта представляло собой альянс множества партий, идеально срежиссированные атаки обрушились сразу со всех сторон. Мантикорская публика привыкла к шумной грызне между партийными органами, группировками и лидерами, но в этот раз межпартийные границы казались размытыми. Нет, не так. Ситуация как раз осложнялась тем, что расхождения во взглядах обозначались четче, чем обычно… и все до единой партии, за исключением центристов и лоялистов, выступили единым фронтом. Осуждение было выражено по всему традиционному политическому спектру, и это придало всей кампании в глазах широкой общественности опасно правдоподобную иллюзию законности. В самом деле: столько людей столь различных политических пристрастий никогда бы не пришли к согласию, если бы не считали обвинение бесспорной и очевидной истиной!

Сначала в «Лэндинг Гардиан» появилась колонка за подписью Регины Клозель, рупора мантикорской либеральной партии. Клозель почти пятьдесят стандартных лет работала журналистом… и более тридцати пяти – тайным агентом влияния либеральной партии. Она поддерживала реноме репортера и якобы независимого политического обозревателя, но в профессиональных журналистских кругах все знали её как одну из ключевых фигур либеральных кампаний. В тех же кругах она пользовалась всеобщим уважением за свои способности, несмотря на то, как она подчиняла их интересам идеологии. Практический результат для них важнее, чем следование принципам, с горечью подумала Хонор.

В данном случае важна была её широкая популярность. Она была постоянным участником четырех голопрограмм различной тематики, её колонки печатались в восемнадцати основных и десятках второстепенных информационных изданий, и ее непринужденная доступная речь и спокойная доброжелательная манера поведения перед камерой завоевали ей широкую читательскую и зрительскую аудиторию. Многие ее читатели и зрители не были либералами. Среди них очень часто встречались как раз центристы, которые внимательно следили за её выступлениями, ибо она казалась им убедительным примером того, что даже человек с неприемлемыми политическими мотивами может иметь мозги. Ее хорошо продуманные и мастерски преподнесенные аргументы заставляли прислушиваться даже тех, кто был с ней не согласен, а уж на тех, кто заведомо склонялся к ее позиции, высказывания Регины производили неизгладимо яркое впечатление.

60