Государственный секретарь уселся в то самое кресло, которое во время своих визитов предпочитал Томас Тейсман.
– Не хотите ли перекусить? – спросила Элоиза, когда охранник удалился.
– Нет, спасибо, – ответил Джанкола с легкой гримасой. – Прямо от вас я направляюсь на обед с послом Эревона, а, стало быть, мне придется подналечь на эту омерзительную маринованную рыбу, гордость их национальной кухни, да еще и притворяться, будто мне нравится. Лучше уж предварительно оставить желудок пустым, чтобы потом не удивляться, когда содержимое полезет наружу.
Причарт рассмеялась, причем, как ни странно, искренне. Было по-настоящему жаль, что этому человеку нельзя доверять ни на грош. Она недолюбливала этого человека и не доверяла ему, но отдавала должное его обаянию и магнетизму, которые он излучал всякий раз, когда хотел этого.
– В таком случае приступим к делу, – сказала она спустя несколько мгновений уже серьезно.
– Да, пожалуй, – ответил Джанкола, подавшись вперед. – Смею надеяться, вы уже ознакомились с моим отчетом?
– Ознакомилась, – ответила, хмурясь, Причарт. – И не могу сказать, что он вызвал у меня теплые чувства.
– Меня и самого мои выводы не радуют, – покривив душой, произнес он.
– Судя по тону Декруа, они намерены ужесточить свою позицию, – сказала Причарт, взглянув собеседнику в глаза. – У вас ведь тоже сложилось такое впечатление?
– Да. Правда, – в голосе Джанколы промелькнула нотка самодовольства, – я мог быть несколько пристрастен, если вспомнить мой анализ приоритетов внешней политики манти.
– Приятно иметь дело с человеком, осознающим, что предвзятость способна увести в сторону от правильного пути, – любезно отреагировала Причарт.
Их взгляды на мгновение скрестились. В кабинете сгущалась атмосфера враждебности, сами стены, казалось, задрожали от напряжения. Но обострение было коротким. Оба не питали относительно друг друга никаких иллюзий, но ни он, ни она ещё не были готовы к открытому столкновению.
– А пока, – продолжила Причарт, – мне приходится согласиться с тем, что Декруа в своей ноте практически полностью отвергает все наши последние предложения.
– Именно так, – подтвердил государственный секретарь подчеркнуто нейтральным тоном.
Мантикорская депеша оказалась именно такой, о какой он и мечтал: официальный дипломатический язык был, как и положено, туманным, но сквозь сложные обороты отчетливо проступало, что Декруа формально сообщает о намерении «рассмотреть» инициативы Причарт, а на самом деле информирует Республику о том, в каком гробу она видит эти самые инициативы. По прочтении доставленного курьером документа Джанколе хотелось просто расцеловать Декруа.
– Я склоняюсь к тому, – продолжил он, – что манти недооценивают реальные перемены в балансе сил, произошедшие с начала ведения переговоров.
«Сознательно обходит тему, – поняла Причарт, – что Республика слишком долго тянула с обнародованием новых возможностей; что сделанное раньше, это объявление могло бы помочь правительству Высокого Хребта провести более реалистичную оценку соотношения сил». Но с другой стороны, то, что Джанкола ничего не сказал вслух, было даже более эффективным намеком на то же самое.
– Арнольд, – холодно сказала она, – я не хочу превращать этот разговор в спор о том, чьи пушки длиннее.
– Я тоже, – откликнулся он, удачно изобразив искренность. – Беда в том, что эффективная дипломатия зависит от благоприятного соотношения военных сил в большей степени, чем нам бы того хотелось. Увы, госпожа президент, мир далек от совершенства.
– Согласна. Но мне не хотелось бы делать его ещё менее совершенным.
– Я никогда не стремился подталкивать события к фактическому возобновлению боевых действий, – указал Джанкола, – но звездные державы нередко оказываются втянутыми в войну, которой не хотела ни одна сторона. Обычно такое случается, когда одна сторона неправильно оценила силы и решимость другой. Сейчас манти, по-видимому, совершают в отношении нас обе ошибки сразу.
– По-моему, наша последняя нота была достаточно ясной, чтобы не оставить у них никаких сомнений, – заметила Причарт. Прежний лед в голосе сменился остаточным холодком.
– Но лишь в том случае, – согласился Джанкола, – если они вообще дали себе труд прислушаться к нашим словам.
Увы, тут Причарт вынуждена была согласиться. Правда, призналась она себе в этом только через силу, и этот факт весьма огорчил её. Личная неприязнь к Джанколе все сильнее затрудняла общение с ним, все больше сил уходило на то, чтобы оценивать его мысли и предложения объективно, а не отметать с ходу лишь оттого, что они высказаны им. Одно дело – сохранять здоровую подозрительность, когда имеешь дело с человеком, который вынашивает некие тайные планы. Совсем другое – позволить этой подозрительности диктовать автоматическое неприятие всего, что такой человек говорит. К сожалению, осознать эту опасность гораздо легче, чем справиться с ней.
В данном случае согласие далось ей чуть легче, чем обычно. Опыт дипломатического общения со Звездным Королевством – во всяком случае, с его нынешним правительством – обеспечил ей предостаточно поводов для раздражения.
Последний пакет предложений, с которым выступила Причарт, был вполне приемлемым для манти. Разумеется, она еще не объявляла об официальном признании республикой включения Звезды Тревора в состав Звездного Королевства. Полный отказ республики от всех претензий на Сан-Мартин был слишком крупным козырем, чтобы отдать его, не получив ничего взамен. Она отказалась от требования плебисцита в этой звездной системе, но предложила соглашение того типа, которое существовало у Звездного Королевства с Андерманской империей относительно статуса терминала на Грегоре. Это позволяло манти надеяться на возможность в дальнейшем официального признания присоединения системы. Более того, Причарт согласилась также и с тем, что законные интересы безопасности Мантикоры могут потребовать по крайней мере локальных территориальных изменений, особенно в регионе, непосредственно прилегающем к Звезде Тревора, и предложила передать Мантикоре бывшие базы Народного Флота в системах Самсон, Оуэнс и Барнетт для переоборудования под постоянные базы КФМ с целью расширения оборонительных рубежей Мантикорского Альянса.