Война Хонор - Страница 20

– Пожалуй, не буду. Лучше бы этих причин не было, черт побери! – сказала Причарт и недовольно покосилась на экземпляр Конституции, висевший в рамке на стене напротив стола.

На листе красовалась подпись Арнольда Джанколы – в числе подписей прочих делегатов съезда, члены которого торжественно поклялись возродить древнюю славу республики Хевен. Была там и подпись Элоизы Причарт, а вот автографа Томаса Тейсмана не было… и это она считала одной из самых жутких несправедливостей истории.

Они с Джанколой оба присутствовали на Учредительном съезде. Этим практически исчерпывался список вещей, которые их объединяли. Но, к сожалению, в свете политической обстановки в Республике этого было недостаточно, чтобы не включить Джанколу в кабинет министров.

При Наследном Президенте Гаррисе Арнольд Джанкола был чиновником казначейства средней руки. Как и сотни тысяч других чиновников, при Комитете он остался на прежней должности – занимался выплатами базового жизненного пособия здесь, в Новом Париже. Выбора особого не было, все, кто занимал при Законодателях видные посты, при новом руководстве поголовно попали под чистку, но кто-то ведь должен поддерживать государственную машину на ходу, а Роб Пьер и Оскар Сен-Жюст располагали бессчетными способами добиться выполнения нужной работы. Если судить справедливо (что для Причарт, когда дело касалось её Госсекретаря, было непросто), Джанкола делал свое дело лучше многих других и, похоже, с искренней заботой о подведомственных ему долистах.

Его компетентность привлекла к себе благосклонное внимание новых руководителей, и через несколько лет он был переведен в госдепартамент, который постоянно искал способных администраторов. Он и там справлялся неплохо, неуклонно продвигаясь по службе; и попал обратно в казначейство, когда Роб Пьер выбрал Авраама Тернера для осуществления грандиозного пакета экономических реформ. Новая должность Джанколы привела его в знакомое окружение, в Новый Париж, где он и процветал, несмотря на все трудности и развал экономики, сопровождавшие реформы Тернера. Ведь он был, в конце концов, умелым администратором, обладавшим бесспорным талантом завоевывать преданность подчиненных, и по мере сил ослаблял тяготы реформ для граждан, за которых он отвечал. В результате, из крушения Комитета он выбрался, обретя прочную платформу народной поддержки – и платформу обширную: население столичной (и самой густонаселенной) планеты республики.

Поддержкой он воспользовался умело. Его брат Джейсон стал сенатором, его двоюродный брат Джерард Юнгер – членом палаты представителей, а сам Арнольд сыграл заметную роль в реорганизации столицы, последовавшей за свержением Сен-Жюста. Очевидно, в то время у него были свои виды на власть, но, при всех своих недостатках, он догадывался, что, вздумай он дать волю честолюбию, Тейсман раздавит его, как таракана. Так что взамен он стал выстраивать мощную политическую машину в Новом Париже – городе, который до сих пор был самым важным городом республики, хотя времена пьянящей свободы власти толпы остались в прошлом. Как результат – он не только обеспечил себе мандат съезда, но и оказал непосредственное влияние на результаты выборов огромного количества членов палаты представителей и восьми сенаторов (включая самого себя), обретя достаточно мощную опору в Конгрессе.

И когда Причарт выставила свою кандидатуру на первых при возрожденной Конституции президентских выборах, он стал её самым значимым соперником. Если бы дело дошло до прямой конкуренции, он стал бы не только значимым, но весьма серьезным противником, и она это сознавала. К счастью, она располагала двумя огромными преимуществами, которые ему были не по зубам: статусом временного главы правительства, выполнившего свое обещание по проведению всеобщих выборов, и поддержкой Томаса Тейсмана. В избирательном бюллетене значились имена семи кандидатов. Причарт набрала семьдесят три процента общего числа голосов. Арнольд Джанкола набрал девятнадцать, а остальные пятеро разделили между собой оставшиеся восемь процентов.

Выборы еще не были признаны состоявшимися, как уже стало понятно, что Джанкола, без сомнения, вырос во вторую по влиятельности фигуру во вновь нарождающихся политических кругах обновленной Республики. Именно по этой причине Причарт и назначила его в своем кабинете на пост, формально являвшийся ключевым. На самом деле вторым человеком в администрации de facto являлся Тейсман, совмещавший посты Военного секретаря и Главнокомандующего Флота, но третьим, без сомнения, был Джанкола. И по Конституции именно он будет три месяца возглавлять временный кабинет и проводить внеочередные выборы президента, если с Причарт что-то случится.

Было бы явным преуменьшением сказать, что она далеко не в восторге от Джанколы в роли госсекретаря, но разумной альтернативы она не видела. Его союзники в Конгрессе потребовали бы для него ключевого поста, даже если бы он и носа не показал на президентских выборах, так что она просто надеялась завоевать его лояльность. При всех своих амбициях он считал себя прирожденным государственным деятелем, и Причарт прекрасно знала, что он верит в свое видение будущего Республики. Этот искренний патриотизм помогал ему заключать политические альянсы… а заодно и подстегивал и дразнил ощущением высокой миссии. Вот почему Джанкола был крайне опасен. Она лишь надеялась, что, влияя на патриотически настроенную часть его натуры, убедит честолюбивое «я» обуздать свои аппетиты и поддержать Причарт в объединении сил хотя бы на этот переломный период становления возрожденной Республики.